Репнин Петр Иванович

РепнинРепнин, князь Петр Иванович — генерал-поручик, полномочный министр при Испанском дворе; сын полковника армии Ивана Аникитича Репнина (ум. в 1727 г.) от брака его с Марфой Яковлевной, урожденной княжной Лобановой-Ростовской; время и место рождения П. И. Репнина не известны; вступив в Сухопутный Шляхетский Кадетский Корпус 17 февраля 1732 г., он в том же году, 15 декабря, произведен был в прапорщики. В Корпусе Репнин обучался одновременно с П. А. Румянцевым, И. и А. Ефимовскими, В. Лопухиным, князем Волконским и некоторыми другими лицами, впоследствии выдвинувшимися и ознаменовавшими себя боевыми и гражданскими заслугами. Будучи кадетом, он неоднократно участвовал на смотрах и парадах, производившихся в царствование Имп. Анны Иоанновны. Из прапорщиков армии князь Р. был выпущен в армию поручиком 24 января 1737 года. Рано лишившись отца, Репнин в 1738 г. потерял и старшего брата своего, фельдмаршала, Президента Военной Коллегии и Лифляндского генерал-губернатора князя Никиту Ивановича Репнина, от коего ему достался в наследство дом в Москве, по правой стороне Большой Никитской улицы (впоследствии, в 1786 г., этот дом был прикуплен к выходящему на Моховую улицу зданию Университета и занят под библиотеку). В 1738 г. князь П. И. был произведен в ротмистры Кирасирского Брауншвейгского полка, а 26 февраля 1741 г. переведен был в Конную гвардию. Дальнейшая его служебная карьера имеет тесную связь с его женитьбой на графине Марфе Ивановне Головкиной (родилась 1 апреля 1707 г., умерла 17 декабря 1770 г.), племяннице тогдашнего кабинет-министра графа Головкина, последовавшей 8 ноября 1741 года. Эта женитьба открыла для Репнина доступ ко двору (который, кстати заметить, по сообщениям иностранных посланников маркиза де ла Шетарди и Эд. Финча, присутствовал на его бракосочетании) и позволяла надеяться на быстрое и легкое возвышение по службе. Но происшедшая почти вслед за этим браком перемена в царствующих лицах на русском престоле помешала осуществлению этих планов. Временно отстраненный от придворной жизни, князь Р. возвращается к ней лишь в 1748 году, когда, именным указом Елизаветы Петровны от 1 января, он был пожалован в камер-юнкеры к Великому Князю Петру Федоровичу. Будучи обязан, по роду своей новой службы, постоянно находиться при наследнике престола, Репнин близко познакомился с обер-гофместериной супруги Великого Князя Екатерины Алексеевны — женой камергера Н. Н. Чоглокова, Марьей Симоновной, урожденной гр. Гендриковой, и это знакомство вскоре перешло в интимную связь, вызвавшую немало толков при дворе. Этот эпизод из жизни Репнина нашел своего бытописателя в лице самой Екатерины II, которой ее обер-гофмейстерина находила нужным показывать всю переписку с Репниным и вообще сделала ее поверенной своих тайн. Согласно ее свидетельству, свидания Репнина с Чоглоковой происходили всегда в большой тайне; влюбленные пользовались костюмированными вечерями и празднествами, устраивавшимися в то время при дворе, но все же им не удалось избежать огласки, главным образом вследствие вмешательства некоего Комынина, офицера Конной гвардии, который, незадолго до смерти Н. Н. Чоглокова, раскрыл ему глаза на поведение жены.

В звании камер-юнкера (пожалован 1 янв. 1748 г.) князь П. И. Репнин оставался до 1755 г., когда последовал именной указ о пожаловании его, вместе с князем Б. Куракиным, графом Чернышевым и князем Д. Голицыным, в действительные камергеры (25 декабря 1755 г.). Когда в 1759 г. скончался Испанский король Филипп V и на престол вступил брат его, Неаполитанский король Карл III, Императрица Елисавета, желая восстановить взаимное между Испанским и Русским дворами "содержание министров", наметила для этой должности Репнина; после обмена мнениями по этому поводу состоялось, 4 июля 1760 г., назначение Репнина полномочным министром в Испанию, с жалованием по 10000 руб., да на экипаж и проезд 7000 руб. Вслед за этим, одновременно с верющей на его имя грамотой, последовало пожалование его в генерал-поручики (17 августа 1760 г.; именной указ об этом состоялся несколько позднее—1 ноября 1760 г.). 21 октября того же года, выждав лишь установления пути, князь Репнин выехал из Петербурга к месту своего служения и прибыл в Мадрид 16 февраля 1762 г. Таким образом, ему пришлось представляться Испанскому двору уже после смерти Императрицы Елисаветы Петровны, представив уже новую верительную грамоту Императора Петра III. Пребывание Репнина в Испании продолжалось, однако, не долго: сменившая вскоре Петра III Императрица Екатерина II относилась с крайней презрительностью к Испанскому послу при Российском дворе — маркизу Альмадовара, не удостаивая его ни во время приемов при дворе, ни в других случаях ни единым словом; соответственно с этим и положение Русского посла при Испанском дворе стало незавидным. Впрочем, и самые поручения, возлагавшиеся на Репнина, были такого рода, что не могли делать его пребывание в Мадриде особенно приятным. Так, между прочим, ему было поручено оправдать образ действий Русского правительства, проектировавшего восстановить герцога Бирона в Курляндии, вместо принца Карла. Эта миссия Репнина, однако, успеха не имела: по повелению короля, Репнину был дан твердый, но в то же время сухой ответ, заключавший в себе уверенность, что осуществление этих проектов подорвет дружбу и расположение между обоими государствами. Вследствие такого положения дел, Репнин вскоре же после приезда в Мадрид, а именно в декабре того же 1762 г., стал просить об отозвании его из Испании, каковое и состоялось по рескрипту от 23 января 1763 г., и на его место был назначен камергер граф П. Бутурлин. Пробыв еще некоторое время в Испании до приезда своего заместителя, Репнин в 1764 г., как видно из писем графа P. Л. Воронцова к своему старшему сыну, отправился обратно в Россию через Париж, Брюссель и Голландию. Таким образом, пребывание Репнина в Испании было очень непродолжительно и не особенно удачно, но, тем не менее, по его возвращению, Екатерина II в собственноручной записке к графу Н. И. Панину просила его написать "на сей раз" вместо нее князю П. И. Репнину и выразить ее удовольствие "за его труды и радения, которыми он немало себе и нам пользы приобрел". Еще до отправления в Испанию, но уже будучи назначен туда, Репнин представил доклад о мерах к восстановлению коммерческих сношений с Испанией; доклад этот получил одобрение и было решено отправить в Испанию один фрегат и при нем "пинку", нагруженную русскими товарами; из хранящихся в Архиве Морского Министерства документов видно, что проект этот был тогда же осуществлен, но какие дал он результаты — сведений не сохранилось.

Возвратившись в Петербург, Репнин был назначен (1 января 1765 г.) обер-шталмейстером Высочайшего Двора и, не принимая активного участия в придворной жизни, делил время между службой и увеселениями. В 1765 г. он представил Екатерине II через шталмейстера Нарышкина подробный доклад о недостатках и беспорядках по шталмейстерскому управлению, но так как проектировавшиеся им реформы были связаны с отпуском денег, то доклад Репнина не встретил одобрения императрицы. Поручая рассмотрение его Елагину, она в то же время подтвердила свой давнишний приказ не отпускать новых сумм, а относительно самого Репнина выразилась при этом даже неодобрительно, ставя ему, между прочим, в упрек то, что он "всякий день принимает снова всяких распудренных дворянчиков". В 1766—1777 г. Репнин принимал близкое участие в празднествах, устраивавшихся обер-камергером П. Б. Шереметевым, выступая в любительском оркестре под управлением, в качестве капельмейстера, баронессы Е. И. Черкасовой. Но подобная жизнь не могла всецело поглотить Репнина и этим приходится объяснить его прикосновенность к масонским кругам того времени. С масонством Репнин познакомился, правда, не в России, а еще во время своих путешествий по Европейским странам в качестве Испанского посланника, заинтересовался этим движением и, по собственному признанию, сделанному им Новикову, тратил большие средства, чтобы открыть, где существует истинное масонство, и быть посвященным в высшие его степени. Долгое время все его старания, предпринимавшиеся в этом направлении, не приводили ни к каким результатам или, вернее, доставляли ему лишь одни разочарования и обманы; наконец, ему удалось встретиться с последователем ордена Розенкрейцеров. Учение последних прельстило его своей простотой и в то же время таинственностью. Незадолго до своей смерти, а именно в 1777 г., Репнину пришлось однажды близко столкнуться с Новиковым. В откровенном разговоре, происходившем с глазу на глаз, Репнин советовал своему собеседнику и ознакомиться с учением Розенкрейцеров, а сам со своей стороны выразил желание встретиться с известным масоном Рейхелем, о котором наслышался много хорошего от самого Новикова.

Князь П. И. Репнин принадлежал к числу лиц, владевших довольно крупным для своего времени состоянием. Наследовав значительное состояние после смерти отца своего, часть доставшихся ему имений Репнин должен был продать еще до достижения совершеннолетия— для ликвидации оставшихся после отца долгов. Дело об этой продаже восходило по докладу Сената на Высочайшее утверждение, каковое последовало 5 июня 1730 года. Затем к наследству отца, известного своей анекдотической щедростью, с которой он одарил посланного к нему Петром I Ягужинского, присоединилось после 1738 г. имущество старшего брата его князя Ник. Ив. Репнина, а также приданое, взятое им за женой, урожденной графиней Головкиной. Но еще более возрасло его имущество благодаря разного рода пожалованиям и коммерческим операциям. Так, еще в 1755 г. императрица Елисавета Петровна передала ему Липские казенные железные заводы, в Романовском уезде Воронежской губернии, устроенные в свое время еще Петром Великим для нужд Черноморского флота, а также Боренские и Козьминские заводы. Правда, на них работа по литью пушек производилась лишь вначале, пока не было установлено, что отпускаемые пушки—плохого качества и стоят дорого. Получая заводы эти в "собственное держание", князь Репнин обязался собственно уплатить за них в течение 5 лет Адмиралтейств-коллегии 22096 руб. 49½ коп., так как в эту сумму были оценены заводы. Но, несмотря на неоднократные напоминания, от платежа денег князь Репнин постоянно отказывался, ссылаясь на то, что во время передачи ему заводы были "не токмо без всякого действия, но и совсем в опустошении и разорении", вследствие чего ему пришлось будто бы затратить на них "немалое свое иждивение" и оттого войти в немалые долги. Поэтому в 1760 г., по определению Сената, уплата долга Репнину снова была рассрочена еще на 10 лет, но и в течение этого срока Репнин ничего в Адмиралтейств-Коллегию не уплатил, а когда приблизилось военное время, он предложил правительству выкупить у него Липские заводы и эти заводы при Екатерине II, по Высочайшему Указу 1769 г., были взяты обратно в казну, в ведение Берг-коллегии, но при этом Репнин был достаточно компенсирован выдачей ему за них 100000 руб. В 1757 г., т. е., незадолго до свержения Бестужева-Рюмина, Репнин снова был представлен к пожалованию деревнями, но размеры этой награды точно не установлены, а определены лишь словами "по препорции службе". Будучи назначен на службу послом в Испанию, Репнин воспользовался этим случаем, дабы подать прошение о выдаче ему из казны заимообразно 100000 медными деньгами, мотивируя необходимость займа потребностью расплатиться с долгами. Имп. Елизавета Петровна поручила рассмотрение этой просьбы Репнина генерал-фельдцейхмейстеру графу Шувалову, и, согласно "именной ведомости" Комиссии о медных казенных долгах, эта сумма была выдана Репнину на льготных условиях, а в обеспечение ее было принято в заклад от него 5431 чел. крепостных на сумму 135775 руб. Из той же "именной ведомости" явствует, что Репнин вел довольно крупные подряды с разными ведомствами; между прочим, поставлял Главной Провиантской Канцелярии разного рода продукты; по поручению Берг-коллегии он устраивал в Финляндии свинцовые заводы и сверх того "содержал на откупу в разных городах кабацкие и канцелярские сборы из платежа каждый год по 38405 руб. Надо думать, что последняя статья приносила Репнину немало дохода; как видно из наказа Саратовских казаков от апреля 1767 г., освобождение от этих сборов поставлено просителями чуть ли не в первую голову. В 1756 г. П. И. Репнину, в числе немногих лиц, было разрешено заняться рубкой заповедных лесов в Сибирской и Оренбургской губ., но насколько были развиты им эти операции — не известно. В своих имениях Репнин, по-видимому, пользовался славой миролюбивого хозяина; по крайней мере, когда ему дважды приходилось отыскивать покупателей для своих имений — в 1751 г. в Обоянском уезде и в 1756 г.—в Алексинском уезде Тульской губ. (село Русаново — имение жены Репнина), оба раза крестьяне "не дали отказать" себя за покупщика стат. сов. Демидова, так как последний считался человеком строгим и придирчивым. Но, очень редко живя в своих имениях, да и не имея возможности управлять всеми ими лично, Репнин должен был поручать управление лицам наемным, а те не всегда оказывались на высоте призвания. Так, на его железных заводах в 1767 г. мастеровые и рабочие отказались исполнять работы; хотя они были своевременно усмирены Воронежским губернатором и наказаны плетьми, тем не менее, Сенат, по производстве расследования, установил, что беспорядки были вызваны притеснениями управляющих, и предложил Репнину, ради собственной же пользы, принять меры и заменить опороченных управляющих другими, если только это выполнимо без вреда для дела. В другом случае, еще в бытность Репнина ротмистром, староста и выборный Шацкой его вотчины пытались обмануть доверие Репнина, ссылаясь на падеж скота и мор среди крестьян; только благодаря командированным туда Сенатом лекарям, был обнаружен грубый обман. Владея огромным состоянием, Репнин любил хорошо пожить и вообще не привык отказывать себе в чем-либо. Умер он в 1778 году, не оставив после себя потомства; некоторые авторы называют его, правда, отцом известного в свое время писателя И. П. Пнина, но подобное утверждение не основано на бесспорных данных. После смерти П. И. Репнина осталось духовное завещание, найденное в ноябре 1780 г. у статского советника Вердеревского, по которому покойный оставлял в пользу князя Лобанова и его семейства дом и до полутора тысяч крестьян. Из-за этой духовной, которая, между прочим, показалась весьма "сумнительной" самой Екатерине II, приказавшей даже произвести по поводу нее строжайшее расследование, между князьями Репниными и князьями Лобановыми разгорелся спор, полюбовное разрешение которого императрица возложила на князя В. M. Долгорукова-Крымского. Уполномоченным со стороны прямых наследников князя Петра Ивановича в этом споре явился граф Панин, который не отрицал достоверности самого завещания, объясняя его поступок побуждениями нравственного характера, но отказался вести дальнейшее миролюбивое разбирательство ввиду обнаруженной противной стороной "явной непризнательности к сему благодеянию". Вследствие этого, Екатерина II поручила передать дело вместе с заключением генерал-прокурора в Юстиц-коллегию "для законного по ней решения". Разрешен спор был в пользу двоюродного брата князя П. И. Репнина — князя Николая Васильевича Репнина, но последний с редким великодушием отказался от тяжебного наследства, оставив за собой лишь родовое имение, а остальное уступил князьям Лобановым.